Во мне не достаточно ни света, ни тьмы, и я тянусь к полумраку
Вот, вынашивала идейку с начала нового показа «Alma gemea» на российском телевидении. Что получится — не знаю, ибо пишу прямо в он-лайне.
Еще не ночь, но уже вечер. Ужин окончен, распоряжения прислуге по поводу завтрашнего завтрака (да, нелепо как-то выходит) розданы, а значит, до утра меня никто не станет беспокоить и можно никого не опасаясь вести дневник... Ну, или заняться чем-то более интересным — время покажет... Возможно, сегодня меня снова навестит моя единственная.
Я прекрасно помню тот день, когда она впервые появилась в моей жизни, день, когда мне впервые за несколько лет стало так больно на душе, что это невозможно выразить словами.
Тогда Рафаэл, поймав меня у входа в мою комнату, сказал, что днем ранее напрасно дал мне надежду, подарив столь страстный поцелуй... Что это была блажь, попытка убежать, и что на самом деле он любит Серену. И не просто любит, а готов сделать ей предложение! Я, как всегда, улыбнулась, пожелала ему счастья и подождала пока он уйдет, чтобы он не увидел моих слез.
Рафаэл скрылся из виду, а я влетела в комнату, едва не выбив плечом дверь, зарыдала и бросилась к шкафу. Жостала чемодан, и стала бросать туда свои скромные пожитки. И ревела. Ревела, потому что сердце, которое, как казалось раньше, давно окаменело в ожидании невозможного, разрывалось от боли.
«Уехать! Убежать! Далеко!» — кричал изнеможденный разум.
«Я устала бороться...» — подняла белый флаг заложенная дьяволу душа.
Я уже велела своему водителю Ивану приготовить машину, так что еще бы чуть-чуть — и меня бы уже не было в городе. Но кто-то проболтался маме, и она тут же примчалась останавливать меня.
Я люблю свою мать: до некоторых пор она была единственным мне близким человеком, — но после того разговора, я поняла: ей не так уж и важно мое счастье — ей важно богатство, которое я могу получить, завоевав Рафаэла. Увы, не более того. Мы с ней долго разговаривали «по душам», но она не пыталась образумить меня, а просто шантажировала тем, что, если я уеду, всплывут драгоценности и моя причастность к убийству кузины. С фактами я спорить не могла, а потому пришлось согласиться остаться. Полностью удовлетворенная решением, мать ушла.
Я осталась одна с тяжелым камнем где-то внутри и продолжала рыдать, чтобы хоть так получить вожделенное облегчение. И тут я услышла позади себя вкрадчивый голос, что-то сказавший мне.
Посмотрев в ту сторону, откуда он доносился, я увидела ее. На вид — не более тринадцати, невысокий рост, пшеничного цвета волосы до плеч, карие глаза и странная одежда. Я помню, одета она была в зеленовато-серые брюки с розовым номером с левой стороны и, кажется, с оттенками розового водолазку. Такое у нас не носят. И еще, в руках у нее было нечто странное, какие-то железки.
«Откуда она здесь?!» — подумала я и хотела было уже позвать служанку, но потом поняла, что не хочу, чтобы кто0либо видел меня в подобном состоянии и потом распускал по городу всевозможные слухи.
По лицу продолжали течь слезы, оставляя за собой серые дорожки от растекшейся туши. Она подошла, опираясь на два железных крюка, оканчивающихся платвормой с четырьмя ответвлениями, едва отрывая ноги от пола, и повторила еще более тихо те же слова, что и в первый раз. Ничего не поняв, я продолжала сидеть неподвижно, точно не замечая ее.
Видимо, именно тогда она поняла, что я не понимаю ее слов. Уже молча она взялась одной рукой за спинку кровати, прикоснувшись ладонью второй руки к моей правой щеки.
- Все хорошо, — тихо сказала она, стерев мою слезу, — Нет...
В начале я едва могла разобрать, что она говорит: как оказалось, моя новая знакомая почти не владела португальским, зная только несколько фраз, и то больше по написанию, поэтому сильно коверкала слова. Из ее сбивчивых обяснений я поняла, что ее имя — Элензинья; что ей, как ни странно, скоро исполнится девятнадцать, что живет она в Москве и на протяжении вот уже двух лет старается учить португальский, но больших успехов в этом не добилась. Говорила еще что-то про книгу, родственную душу, каком-то мальчишке по имени Тере и про будущее. Значение этих слов я смогла понять несколько позже, когда Солнце, как я привыкла ее называть, с моей помощью научилась более или менее внятно формулировать свои мысли.
ПРОДА
ЕДИНСТВЕННАЯ
(От лица Кристины Сабойя)
НЕ ЮРИ
Еще не ночь, но уже вечер. Ужин окончен, распоряжения прислуге по поводу завтрашнего завтрака (да, нелепо как-то выходит) розданы, а значит, до утра меня никто не станет беспокоить и можно никого не опасаясь вести дневник... Ну, или заняться чем-то более интересным — время покажет... Возможно, сегодня меня снова навестит моя единственная.
Я прекрасно помню тот день, когда она впервые появилась в моей жизни, день, когда мне впервые за несколько лет стало так больно на душе, что это невозможно выразить словами.
Тогда Рафаэл, поймав меня у входа в мою комнату, сказал, что днем ранее напрасно дал мне надежду, подарив столь страстный поцелуй... Что это была блажь, попытка убежать, и что на самом деле он любит Серену. И не просто любит, а готов сделать ей предложение! Я, как всегда, улыбнулась, пожелала ему счастья и подождала пока он уйдет, чтобы он не увидел моих слез.
Рафаэл скрылся из виду, а я влетела в комнату, едва не выбив плечом дверь, зарыдала и бросилась к шкафу. Жостала чемодан, и стала бросать туда свои скромные пожитки. И ревела. Ревела, потому что сердце, которое, как казалось раньше, давно окаменело в ожидании невозможного, разрывалось от боли.
«Уехать! Убежать! Далеко!» — кричал изнеможденный разум.
«Я устала бороться...» — подняла белый флаг заложенная дьяволу душа.
Я уже велела своему водителю Ивану приготовить машину, так что еще бы чуть-чуть — и меня бы уже не было в городе. Но кто-то проболтался маме, и она тут же примчалась останавливать меня.
Я люблю свою мать: до некоторых пор она была единственным мне близким человеком, — но после того разговора, я поняла: ей не так уж и важно мое счастье — ей важно богатство, которое я могу получить, завоевав Рафаэла. Увы, не более того. Мы с ней долго разговаривали «по душам», но она не пыталась образумить меня, а просто шантажировала тем, что, если я уеду, всплывут драгоценности и моя причастность к убийству кузины. С фактами я спорить не могла, а потому пришлось согласиться остаться. Полностью удовлетворенная решением, мать ушла.
Я осталась одна с тяжелым камнем где-то внутри и продолжала рыдать, чтобы хоть так получить вожделенное облегчение. И тут я услышла позади себя вкрадчивый голос, что-то сказавший мне.
Посмотрев в ту сторону, откуда он доносился, я увидела ее. На вид — не более тринадцати, невысокий рост, пшеничного цвета волосы до плеч, карие глаза и странная одежда. Я помню, одета она была в зеленовато-серые брюки с розовым номером с левой стороны и, кажется, с оттенками розового водолазку. Такое у нас не носят. И еще, в руках у нее было нечто странное, какие-то железки.
«Откуда она здесь?!» — подумала я и хотела было уже позвать служанку, но потом поняла, что не хочу, чтобы кто0либо видел меня в подобном состоянии и потом распускал по городу всевозможные слухи.
По лицу продолжали течь слезы, оставляя за собой серые дорожки от растекшейся туши. Она подошла, опираясь на два железных крюка, оканчивающихся платвормой с четырьмя ответвлениями, едва отрывая ноги от пола, и повторила еще более тихо те же слова, что и в первый раз. Ничего не поняв, я продолжала сидеть неподвижно, точно не замечая ее.
Видимо, именно тогда она поняла, что я не понимаю ее слов. Уже молча она взялась одной рукой за спинку кровати, прикоснувшись ладонью второй руки к моей правой щеки.
- Все хорошо, — тихо сказала она, стерев мою слезу, — Нет...
В начале я едва могла разобрать, что она говорит: как оказалось, моя новая знакомая почти не владела португальским, зная только несколько фраз, и то больше по написанию, поэтому сильно коверкала слова. Из ее сбивчивых обяснений я поняла, что ее имя — Элензинья; что ей, как ни странно, скоро исполнится девятнадцать, что живет она в Москве и на протяжении вот уже двух лет старается учить португальский, но больших успехов в этом не добилась. Говорила еще что-то про книгу, родственную душу, каком-то мальчишке по имени Тере и про будущее. Значение этих слов я смогла понять несколько позже, когда Солнце, как я привыкла ее называть, с моей помощью научилась более или менее внятно формулировать свои мысли.
ПРОДА